Михаил Виноградов, Фонд «Петербургская политика»: «Минниханов одновременно смотрится системным и практически неформатным, не таким, как все»

Беседовала Кристина Иванова

Российский политолог и регионовед, президент фонда «Петербургская политика» Михаил Виноградов, известный журналистам как автор рейтинга политической выживаемости губернаторов, накануне выборов прибыл в Казань. В интервью KazanFirst он рассказал, сможет ли Рустам Минниханов сравняться по политическому весу с Минтимером Шаймиевым, назвал повестку дня в татарстанских СМИ «засушенной» и сообщил, когда ожидать следующего рейтинга выживаемости.

— Какова цель визита в Казань. Выборы?

— И выборы, и так совпало. С одной стороны, я стараюсь много ездить по регионам России, и коллеги из Татарстана попросили посмотреть на их избирательную кампанию, которая уже вышла на финишную прямую. Посмотрю, какое останется ощущение и послевкусие. Так совпало, что на этой неделе мы выпускали рейтинг фонда «Петербургская политика», в котором попытались посмотреть, как губернаторы были вовлечены в избирательную кампанию. В этом плане особенно интересно соотнести то, что мы посмотрели по открытым источникам, с теми региональными практиками, которые мы видим на местах.

— Уже сложилось впечатление об избирательной кампании в Татарстане? Как-то можете прокомментировать снятие с выборов в Госдуму, например, Ирека Муртазина?

— Меня, безусловно, любые снятия с выборов всегда расстраивают. На этой неделе я даже опубликовал небольшой пост в Facebook о целесообразности дальнейшего дерегулирования выборов, отмены запрета на публикацию exit poll в день голосования и так далее. Мне всегда комфортнее, когда много кандидатов и они друг другу не мешают участвовать в выборах. Чем больше кандидатов, тем лучше, на мой взгляд. Но я бы не сказал, что снятия в Татарстане мощно прозвучали на федеральном уровне.

Что касается кампании в целом, то на фоне того, что во многих регионах России она была достаточно инертной, относительно вялой — предвыборные дебаты не очень получалось досмотреть до конца, — кампания в Татарстане была несколько более заметной. Это произошло в силу того, что республиканские власти восприняли выборы как тест-драйв для собственной системы, в какой степени громоздкая управленческая бюрократическая вертикаль работает на решение задач, создание социальных ожиданий, в какой степени она работает на себя, на процесс, что неизбежно в чиновничьем мире.

Был настрой как-то проложить дальнейшие ожидания населения от действий власти, в том числе в контексте инфраструктурных проектов, которые реализуются в республике, но без нагнетания дальнейшей усталости у граждан от выборного процесса. А иногда это удавалось делать через элементы шоу — концерт в день выборов, например. Так что в Татарстане предвыборная кампания прошла чуть поживее, а с другой стороны, не было такого радикализма, который допускали губернаторы в некоторых других регионах, как, например, во Владимирской области. Тут же не было попыток потоптаться на предшествующих периодах, был акцент на усиление вовлечения людей в действия власти, результаты работы и ожидания от власти.

— Когда стоит ожидать нового выпуска рейтинга выживаемости губернаторов?

— Вообще, мы выпускаем рейтинг раз в полгода, но пропустили весной. Надо бы сделать его осенью, хотя многое будет зависеть от того послевкусия избирательной кампании, которое возникнет. Будет ли реакция мгновенной или отложенной. Если вдруг через неделю после выборов уволят всех губернаторов, кем были недовольны, то станет ясно, что пакет решений прошел, и можно будет делать [рейтинг], потому что никакие новые перестановки не назревают. И если решения не будут спонтанными, одномоментными, наверное, можно выпустить. Тем более что есть несколько губернаторов, полномочия которых кончаются в следующем году. Часть из них не считаются тяжеловесами, как глава Карелии [Александр Худилайнен], губернатор Пермского края [Виктор Басаргин].

Наверное, читатели уже соскучились по новому выпуску. Но, с другой стороны, не хочется попадать впросак. В целом даже недавние перестановки, которые были среди губернаторов — по Калининградской области, Ярославлю, да и по Кирову в значительной степени, — были более-менее ожидаемыми и прогнозируемыми. Это были не самые сильные и не самые отличники-губернаторы.

Прежде чем делать новый рейтинг, надо понять, продолжится ли дальнейший курс на снижение субъектности губернаторов, снижение их политического веса — курс, который был недвусмысленно обозначен в виде арестов глав Сахалинской области [Александра Хорошавина], Республики Коми [Вячеслава Гайзера], Кировской области [Никиты Белых].

Или же выборы покажут, что губернаторы должны быть социальными и политическими субъектами и страховать систему в случае дальнейших экономических неурядиц.

Сейчас же есть непонятная социологическая тенденция: с одной стороны, рейтинги власти по стране довольно ощутимо падали за последний год, с другой стороны, оценки социального самочувствия, скорее, улучшались. Это такая ловушка, к которой по-разному можно относиться. Это показывает, что уровень ожиданий граждан от власти в среднем снижается. В этом плане надо понимать, чревато ли снижение ожиданий граждан от власти, несмотря на экономическое спокойствие, социальной дестабилизацией и должен ли губернатор быть одним из тех, кто в случае чего выйдет и найдет какие-то слова для участников протестных акций. Это будет зависеть от тех уроков, которые федеральная власть извлечет из нынешнего политического года, в том числе избирательной кампании.

— На ваш взгляд, после возвращения выборности губернаторов они стали более независимыми от федерального центра или это только видимость?

— Оборотной стороной стала процедура отстранения губернаторов от должности, в том числе избранных, как это было в Брянске, арестов, о чем мы уже говорили. Да и вопрос в том, в какой степени то поколение губернаторов, которое сейчас у власти, претендует на эту автономию. После выхода фильма «День выборов-2» наш коллега написал статью о напрасной критике фильма, что там на самом деле все острее и серьезнее, чем в первом фильме, но он просто про другое. Про то, что никто не хочет идти в губернаторы. И фильм действительно показывает, что это никому не надо и каждый герой находит более интересное увлечение. Хотя понятно, что губернаторы, сталкиваясь с теми или иными рисками, должны стать более политизированными, либо отойти в сторону.

— Ваш рейтинг выживаемости губернаторов способен как-то повлиять на дальнейшую судьбу глав субъектов?

 — Я бы не хотел, чтобы рейтинг оказывал непосредственное влияние. Потому что для нас очень принципиально, что я не политик, я пытаюсь давать некий барометр, термометр. Конечно, когда смотрят на барометр или термометр, иногда облака разгоняют при необходимости. Может быть, косвенное влияние и оказывает. Ведь помимо оценок, мы описываем сильные и слабые стороны губернаторов. Я допускаю, что публикации рейтинга могли порождать новые дискуссии, рефлексии, кого-то из губернаторов подстегнуть или, наоборот, заставить искать заговорщиков против себя.

Это всегда тяжело — ставить «двойки» людям, с которыми знаком лично, получать звонки: «Мы же понимаем, как ты это делаешь. Давай ты так не будешь». Ощущение ответственности побуждало всегда объективировать оценки, которые мы даем. Мне кажется, что рейтинг выживаемости губернаторов — важный инструмент повышения публичности в целом малопубличного процесса. Сказать, что мы пытаемся сделать мир лучше, власть — эффективнее, неправильно. Мы пытаемся сделать ситуацию прозрачной, в том числе и для самой власти, ключевых игроков и губернаторов. А дальше с этой прозрачностью каждый может обходиться по своему разумению.

— Кстати, если говорить о сильных и слабых сторонах губернаторов. В последнем рейтинге у главы Татарстана Рустама Минниханова среди слабых сторон значились «разногласия вокруг системы управления внутренней политикой» и «неготовность к модернизации системы управления». Можете прокомментировать?

— Это нужно вспоминать, что мы имели в виду. Думаю, это тот политический консерватизм, который существует в Татарстане, но он достаточно здоровый. Понятно, что это выглядит каким-то дальновидным ходом. А время от времени — как неготовность отчитаться о выполнении чего-то при предъявлении новых трендов. Например, почему в Татарстане настаивают на сохранении должности президента. То есть шаги, которые выглядят претензией на автономию, субъектность, особость время от времени республиканскими властями принимаются. Иногда это вполне неплохо, как элемент самоуважения. Но, конечно, это воспринимается по-разному.

— Все же вызывает раздражение у других субъектов тот факт, что Татарстану удалось сохранить наименование должности президента?

— Честно говоря, я не знаю, зачем нужно было у остальных регионов это упразднять. Вызывает ли на Северном Кавказе раздражение, что всех назначают, а [Рамзана] Кадырова выбирают? Наверняка. Было бы странным, если бы этого не происходило. В случае наименования должности президента Татарстана это такое управляемое раздражение. На самом деле это значит не так много, как кажется всем вовлеченным в ситуацию. Минниханов одновременно смотрится таким системным, но, в то же время, иногда не то чтобы неформатным, но уважающим традиции своей республики. Иногда это ой как здорово, иногда это побуждает вовлекать его в дипломатические миссии типа крымских татар, а иногда выглядит как его пожелание быть не как все. Но у нас масса людей, которые не любят, когда окружающие не как все.

— Имидж Минниханова и его вес может сравняться с шаймиевским в федеральном масштабе?

 — Я думаю, что произошло привыкание к Минниханову. Модель смены власти в Татарстане воспринимается как более рациональная, нежели в Башкирии, где до сих пор не стих конфликт между [главой Рутэмом] Хамитовым и [экс-президентом Муртазой] Рахимовым. Я думаю, что Минниханов воспринимается как человек в большей степени сконцентрированный на экономике, чем на политико-исторической миссии. С точки зрения сегодняшних критериев отношения к регионам, это хорошо.

А вот изменится ли тренд и возникнет ли больший запрос на управление политическими рисками — такое возможно. Хотя в целом понятно, что система внутриполитического управления в Татарстане далеко не последняя из существующих. Так или иначе, есть понимание, что это сложная республика. При всей кажущейся управляемости и предсказуемости, по сути, внутренняя политика — это то, что нужно собирать ежедневно. Есть понимание, что внутриполитическая система в Татарстане принимает во внимание фактор социальных и политических рисков и открыта к изучению более современных технологий и моделей управления этими рисками, чем в целом ряде регионов.

То, что Татарстан в последнее время не является источником негативных новостей, это уже достаточно большое дело. А вот нужно ли стремиться заполнить все пространство позитивными новостями о себе — надо исходить из интуиции, вкуса, представления о разумной дозировке.

— Зачастую Татарстан и Чеченская Республика соседствуют в различных рейтингах. На ваш взгляд, с чем это связано и в чем схожесть республик?

— Так или иначе, в этих регионах есть представление об относительно сильной власти, о том, что внутриэлитные конфликты, существующие в любой системе, удается удерживать в непубличной плоскости, о том, что необходимо удерживать достаточно высокие рейтинги первых лиц. Но если Татарстан в большей степени позиционирует себя в экономической и общерациональной плоскости, настроен на целеполагание, то публичное позиционирование властей Чеченской Республики заточено под борьбу с мировой инквизицией, победу над шайтанами, в большей степени способно резать ухо обывателя.

— Ходит страшилка, что когда у федерального центра закончатся деньги, Чечня вновь станет горячей точкой…

— Это не так просчитываемо. Пока сказать, что есть какой-то колоссальный публичный шантаж, я не могу, хотя элементы шантажа возникают. Наверное, Чечне придется себя как-то искать. Несмотря на архаичность экономики Северного Кавказа, которая не выглядит до конца рентабельной, мне кажется, запрограммированного сценария здесь нет.

Помните анекдот, в котором говорится, что осталось 100 уссурийских тигров, и наш Всемирный фонд охраны природы будет убивать по одному тигру, пока не перечислят денег в фонд. Такого, наверное, на сегодня нет. Хотя, эстетика и риторика отдельных северокавказских лидеров не всегда воспринимается не радикальными и консервативными российскими обывателями. Такая проблема есть, как и попытка упрощения достаточно сложного социально-политического ландшафта в Чечне.

— Что еще выделяет Татарстан, кроме развитой экономики и этнического аспекта?

— Есть ощущения относительной открытости к развитию управленческих технологий в Татарстане. Здесь еще более высокая способность считать деньги в силу того, что доходы выше, различия между миллионами и миллиардами местная элита чувствует лучше.

Может быть, нет абсолютизации собственного опыта, зашоренности, есть готовность интегрировать наработки из внешнего мира. В каком масштабе, я пока не разобрался. Есть понимание самоценности сохранения некоторого баланса, и это спасает республику от радикальных шатаний. По крайней мере, пока не видно такого нерва саморазрушения, который подчас присутствует в политических системах. С другой стороны, если вы считаете, что все хорошо — вам просто не все сообщают. Наверняка республика сложная и требует большого анализа, рефлексии. Может быть, хотелось бы чуть менее засушенной повестки дня. Все равно, за исключением нескольких изданий, доминирование позитивной тематики, может быть, не такое нудное, как в других регионах, все же присутствует.

Если бы более активно писалось о наработках Татарстана в системе межнациональных отношений, урегулирования конфликтов, описании опыта управления рисков, созданного в республике, было бы интересно об этом почитать.

Фото: Василий Иванов